АРХИВ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА
В чьих интересах возникают такие судебные дела?
В своей программе «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым» я уже говорил о процессе над Максимом Коршуновым. Напомню.
Максим 21 ноября 2003 года был похищен из Китая, где он работал сотрудниками китайской национальной безопасности. И, в отличие от чеченских боевиков, которым объявлена амнистия, Максима без всякой амнистии содержат сначала в СИЗО, потом в других местах, а сейчас его пытаются судить в Нижнем Новгороде. То, что ему инкриминируют, вообще удивительно, потому что по большому счету это не может быть даже административным правонарушением. Но сотрудники ФСБ делают все возможное, чтобы Максиму присудить срок. У Максима четырехлетний ребенок. Три года ребенок не видит отца, но это никого не волнует. Нас волнует всех судьба чеченских боевиков, а не простых тихих, скромных мальчиков.
Я дозвонился и вышел на связь с Майей Георгиевной Швец – это бабушка Максима, которая защищает своего внука. Она сейчас находится в Санкт-Петербурге. Доброе утро, Майя Георгиевна.
ШВЕЦ: Доброе утро.
СОЛОВЬЕВ: Расскажите, пожалуйста, - что Вы знаете об этом деле. Как Максим оказался в России, и что ему инкриминируют?
ШВЕЦ: Максим раньше занимался в университете, в пекинском университете, изучал горное дело. И там приобрел специальность еще, помимо этого, переводчика. И затем, когда у нас Советский Союз рухнул и перестало посольство выплачивать стипендию, все разъехались, а наш мальчишка остался. Работал он шофером, а затем, поскольку он владеет английским языком в совершенстве и китайским очень хорошо владеет, он стал искать себе работу в туристических фирмах, оказывал какую-то помощь. И, наконец, он познакомился с ребятами, которые ему порекомендовали, чтобы он встречал наших «челноков», туристов, и помогал им устроиться в гостиницах и прочие вопросы решал их.
СОЛОВЬЕВ: То есть, в основном работал как переводчик или как гид.
ШВЕЦ: Работал только как переводчик, поскольку это у него великолепно получалось. Мальчик грамотный. Он закончил с отличием школу, и институт наш горный, поэтому я полагаю, что он мог владеть всем.
СОЛОВЬЕВ: Что случилось 21 ноября?
ШВЕЦ: Он работал вообще в компании «Камелот» - наша европейская компания. 21 ноября он там работал переводчиком и находился там со своей семьей, с малолетним сыном, которому было 10 месяцев и женой. Находился он в Ганджоу, это где-то на границе с Гонг-Конгом. Ну и 21 ноября ночью, около часа ночи, налетела свора – китайские работники безопасности. Прибежало их 10-15 человек, даже более. Они схватили Максима. Он как был в шортах и на босу ногу в тапочках, они надели на него мешок, и, не предъявляя никаких документов, схватили его и повезли. Везли его очень длительно время в мешке, он не мог, конечно, ориентироваться. И, наконец, его привезли в какую-то тюрьму, там сняли мешок и начали допрашивать. Допрашивали его каждую ночь, не подрывал ли он основы экономики Китая, в какой-то компании…. Я точно, четко не могу вам сказать. Его почти не кормили, не поили, а ночью, как он рассказывал в суде, когда просил, чтобы ему дали на подписку, меру пресечения изменили, что была целая пытка, они направили на него лампу в 500 Вт, такую колоссальную лампу, и производили допрос. А затем через 5 дней, надев мешок опять на голову, они его повезли, куда его повезли, он тоже не знал. Кстати, я хотела бы отметить, что его компания везде разыскивала, потому что на следующий день сделали обыск и забрали паспорт у жены и у ребенка медицинскую карту. Поскольку она без паспорта не могла находиться там, компания помогала, искала, где находится Максим. Полиция не могла объяснить, где он находится. Только через 4 дня ей принесли паспорт и медицинскую карту. Максима привезли в мешке в Пекин. Когда сняли с него мешок, он увидел, что Пекин. Там его передали какому-то товарищу, молодому парню, который взял его за руку, надел наручники и повез его в Москву.
СОЛОВЬЕВ: Это уже был офицер ФСБ.
ШВЕЦ: Это был офицер ФСБ.
СОЛОВЬЕВ: То есть, никаких документов, никаких объяснений, ничего Максиму не было предъявлено.
ШВЕЦ: Нет, ничего, ни постановлений, ни протоколов, никаких документов.
СОЛОВЬЕВ: Ни решения суда.
ШВЕЦ: Почему, за что? Ничего. Просто схватить человека ночью, продержать такое длительное время и увезти в Москву. А в Москве такое впечатление, что все было уже подготовлено, потому что ему меру пресечения определяли в Лефортовском суде. Приехал он в какой-то оборванной робе, на босу ногу в тапочках. Ему определили меру, не предъявляя обвинения, а просто, что проводят расследование экономического преступления, что он в нем замешан, к контрабанде. Поскольку преступление очень тяжкое, они вынуждены определить ему меру пресечения – лишение свободы.
СОЛОВЬЕВ: И без суда он находится уже 4-й год.
ШВЕЦ: В Лефортове – да. В Лефортове он находился 2 года 2 месяца, а сейчас его перевезли в Нижний Новгород, там в СИЗО он содержится уже 10 месяцев. Вот сейчас продлили опять срок до 2 декабря. Это уже превышает все сроки, установление и Конвенцией и законом. И он уже будет находиться 4-й год.
СОЛОВЬЕВ: А чем он так опасен?
ШВЕЦ: Он ужасно опасен. Человек, которого никто не знает. Те, кто с ним находятся на скамье подсудимых, никто его в глаза никогда не видел, никогда не слышал, потому что он ни в какой компании этой, Ист-Лайн, никогда не работал.
СОЛОВЬЕВ: То есть, он вообще, сбоку припеку.
ШВЕЦ: Схватили мальчишку, потому что там документы какие-то нашлись с Ист-Лайне, которых он не подписывал никогда в жизни. Он туристов, когда обслуживал. Может быть…. Были свидетели, я присутствовала на нескольких заседаниях – никто его не знает. Сидит он с Говорушко на скамье подсудимых. Говорушко о нем никогда не слышал и не знал. Это они познакомились уже на скамье подсудимых.
СОЛОВЬЕВ: А как к нему относятся в следственном изоляторе? Что говорят следователи?
ШВЕЦ: Кто может говорить эти вещи? Вы понимаете, что это слишком секретная информация. Он только говорит: «Ба, я нахожусь не на курорте». И все.
Вы понимаете, конечно, мне обидно, когда его привозят в суд, поднимают очень рано, он там сидит, привозят в камеру около часа ночи, потому что собирать надо всех. Ну, это их трудности. Дело в том, что даже нельзя его покормить, потому что запрещает инструкция, чтобы можно было покормить, когда он находится целый день в суде. Я просила конфетку дать, мне сказали, что такие вещи нельзя, ничего нельзя давать.
СОЛОВЬЕВ: А к Вам подходят следователи, чекисты с Вами вообще беседуют?
ШВЕЦ: Ко мне нет, следователи не подходят. Ко мне подходят и прокурор…. Меня просили в Москве, когда велось следствие в Лефортове, меня просил руководитель их Мягков Олег Александрович просил: «Майя Георгиевна, возьмите независимого адвоката. Мальчишка не виновен. Пусть он начнет говорить». О чем он может говорить, когда он не виновен? Что Вы хотите от него?
И так продолжалось очень долго. Я приезжала на суды, когда ему продлевали меру пресечения, и весь один разговор. Однажды приехала я, опоздала в Лефортово, там всего пропускали около 3 человек в день для всей тюрьмы на свидание, и я была 4-я. Я позвонила следователю и сказала, что я приехала и Петербурга, мне все так сложно, что дайте мне хоть 5 минут взглянуть на Максима. А он сказал, что он очень плохо себя ведет, он с нами не желает сотрудничать. Вот и все, и весь разговор был.
СОЛОВЬЕВ: Что сейчас происходит в Нижнее Новгороде на суде?
ШВЕЦ: Процесс тянется. Процесс тянется 9 месяцев. Судьи уходят в отпуска, кто-то заболевает, свидетели не приезжают. Это будет процесс века, я считаю. Судьи, ведь, тоже не виноваты, у них есть свои дела, они же не сидят только на одном деле. Поэтому трое судей рассматривали, у каждого какие-то свои проблемы. Мне кажется, как он каждый раз у меня спрашивает: «Ба, ну, когда конец будет. Пусть меня уже отправят в зону, я хочу солнце, я хочу воздух».
СОЛОВЬЕВ: А сколько лет ему грозит?
ШВЕЦ: Сколько лет ему грозит? Если они считают, что он находился в сговоре, они же группу там определил. Это групповое. Это 188 статья, часть 4, там от 7 до 12 лет.
СОЛОВЬЕВ: То есть, сговор состоит в том, что его никто не знает…
ШВЕЦ: Никто совершенно не знает. Как он говорит, что с пилотами как он контактировал? Когда экипажи приезжали, он их вынужден был распределять в гостиницы, потом возил их по службам аэропорта, т.к. нужно было заправляться топливом, нужно было и технические вопросы решать, и он был все время переводчиком. Он никаких документов не подписывал, ничего не оформлял.
СОЛОВЬЕВ: А сколько дет Максиму?
ШВЕЦ: Максиму? Когда его забрали, ему было 31. Сейчас уже ему 34-й идет. Я что хотела отметить, я обращалась во все инстанции, я писала Путину. И я из администрации Президента получила такое письмо, что моя жалоба направлена в Санкт-Петербургскую областную прокуратуру. А прокуратура пришла в ужас – у нас никаких дел нет, жалоба направляется в генеральную прокуратуру. Я неоднократно обращалась к правозащитникам, обращалась в генеральную прокуратуру. И все объясняют тем, что преступление очень тяжкое, поэтому его нельзя выпустить. А сегодня я получила письмо. Прокурор направляет в областной суд Автозаводский, просит, чтобы не отменяли меру пресечения, а продлили ее и мотивирует тем, что Коршунов может скрыться, поскольку в Китае он долгое время работал, его там все знают, и он может затеряться. Но дело еще не в том, Вы понимаете, эта аргументация, она идет не протяжении всего процесса.
СОЛОВЬЕВ: В суде кто-нибудь объяснил, как Коршунов оказался в России? На основании каких документов? Решения суда?
ШВЕЦ: Еще нет. Вы понимаете, сейчас обвинитель обосновывает свои доказательства, обвинительное заключение читает и все дело исследуется.
СОЛОВЬЕВ: Ну, как я понимаю, колоссальный ущерб – это 55 тысяч долларов, не заплаченные…
ШВЕЦ: Я в этот ущерб вообще не верю, потому что неправильная оценка, буквально это все на воздухе сделано. Какие там были экспертизы проведены, все с грубейшими нарушениями. Я слушала, я же досконально дела не знали. Делали выимки. Получается, понятые находятся якобы в московской области, в Москве они якобы подписывают протоколы о выимке. Такие парадоксы, что я в жизни таких не могла представить.
СОЛОВЬЕВ: То есть, все шито белыми нитками. А в чьих интересах? Вот, Вы сидите, слушаете, защищаете вашего внука. У Вас возникло ощущение, почему, за что их мучают? Почему боятся сказать правду?
ШВЕЦ: Вы понимаете, поскольку вся наша Россия, я несколько знакома со всякими таможенными службами, так далее, если бы эти таможенные службы работали четко, и, если бы они относились серьезно к этим вопросам, очевидно таких вещей бы не произошло.
СОЛОВЬЕВ: Если Вашего внука признают невиновным, то должны будут вернуть…
ШВЕЦ: Никогда его не признают невиновным!
СОЛОВЬЕВ: Почему?
ШВЕЦ: Да очень просто. Не случайно же взяли и передали дело в Нижний Новгород. Подсудность определяется. Последнее место, где он находился, контрабанда, так называемая, она должна была придти в Домодедово, и там велось следствие. Когда закончилось следствие, то стали определять, груз у них шел из Шеньяна, Иркутск, Нагалын, Нижний Новгород, Домодедово. Был адвокат такой Савин, он занимался с Максимом 2,5 года, и он мне заявил, что когда пришел знакомиться с делом вместе с Максимом и спросил, почему вы направляете в Нижний Новгород, ему сказали: «Не волнуйтесь, Вам не зачем туда даже ездить, все будет, как мы сказали».
СОЛОВЬЕВ: Спасибо большое. Мы обязательно продолжим этот увлекательный детектив о том, как не с Березовским, а с молодым пацаном борется ФСБ за чистоту своего кармана.
Владимир Соловьев --- --- ЧИТАТЬ АРХИВ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА
27.09.2006, 08:20
